ГРОЙСМАН ДМИТРИЙ

ДМИТРИЙ ГРОЙСМАН: “ПРЕДЧУВСТВУЮ, НОВЫЙ НАЧАЛЬНИК ОБЛАСТНОЙ МИЛИЦИИ ВЫПЬЕТ ИЗ СВОИХ ПОДЧИНЕННЫХ ВЕДРА КРОВИ, НАДЕЮСЬ ТОЛЬКО, ЧТО ЭТО БУДЕТ СПРАВЕДЛИВО ВЫПИТАЯ КРОВЬ”

Дмитрий Леонидович рассказал «РЕАЛу» о том, как многие адвокаты зарабатывают в основном на «отстриженной» части коррупционных денег, о том, что ВПГ собирается «расползаться» по районам Винничины, о своих личных наблюдениях, касающихся типажей начальников облмилиции, о том, что Валерий Ноник «выиграл Винницкую область в лотерею», а для его преемника генерала Виктора Русина перевод из Закарпатья в Винницу – большое понижение, а потому местным милиционерам будет очень несладко, а также о деле, когда заключенные требовали от него 100 тысяч гривен компенсации

Государство не может считаться правовым, если законы не действуют для целых каст «неприкасаемых». В преддверии Международного дня защиты прав человека, который отмечается 10 декабря, координатор Винницкой правозащитной группы (ВПГ) Дмитрий Гройсман хотел рассказать «РЕАЛу» в большей степени о методах отстаивания прав человека, но разговор получился скорее о неписаных законах. В принципе, они давно стали частью нашего общества, и порой значат больше, нежели те, которые принимают парламентарии.

«Если адвокат будет идти по пути конфронтации с «системой», то лишит себя возможности решать вопросы – брать у клиента деньги и относить судье или прокурору»

— Дмитрий Леонидович, на последней пресс-конференции Вы говорили, что правоохранительные органы непосредственно в Виннице стали более корректно относиться к гражданам, а в районах области — наоборот…

— Не существует достоверных методов исследования количества нарушений, связанных с незаконным насилием в милиции. По косвенным методикам подсчета, к правозащитникам в таких городах, как Винница, обращаются за помощью от 30 до 50% жертв людей в погонах, в маленьких городках – около 20%, если не меньше. Исходя из этого, я могу сказать, что количество обращений от жителей областного центра уменьшилось. Хочется надеяться, что это связано с реальным сокращением случаев жестокого обращения. Действительно, в райцентрах и городах типа Ладыжина мы стали регистрировать таковые чаще, но не исключаю, что люди просто стали больше о нас знать, поэтому и обращаются.

— А можно в цифрах?

— Начиная с 2012 года, жители Винницы, считающие, что к ним со стороны милиции применялись пытки, обращались в ВПГ около 30 раз. Мы же квалифицировали для себя как пытки и жестокое обращение около 20 случаев. В остальных случаях объяснили, что было жестокое обращение, но по нашему мнению, милиция не могла вести себя по-другому. Это объективно. Был случай, когда человеку сломали палец, но действия правоохранителей были адекватны поведению задержанного, ведь чтобы пресечь правонарушение, милиция может действовать жестко. Нужно четко понимать, что милиция имеет право в отдельных случаях применять силу. Это может быть погоня или отражение угрозы жизни и здоровью граждан или самих милиционеров. Так вот, в каждом из 20 неотбракованных нами случаев милиция «превысила», на наш взгляд, свои полномочия. В этом году не припоминаю такого, чтобы милиция избила человека абсолютно без какого-либо повода, просто для развлечения или от плохого настроения. Это уже плюс. Год назад были и совершенно необоснованные избиения. В то же время по всей области к жестокому обращению или пыткам мы относим еще 10-12 дел. Проблема в том, что обращаются к нам люди зачастую очень поздно, например тогда, когда и служебную проверку милиция закончила, прокуратура тоже, как обычно, не нашла ничего крамольного, местные адвокаты ничем не помогли, прошли сроки обжалования в суде… Нам тяжело работать в таких условиях, поэтому в 2013-м мы планируем «расползаться» — создать с помощью наших активистов свои «опорные пункты» в районах. В Шаргороде, Могилеве-Подольском, Ладыжине, Гайсине, Немирове живут люди, которых мы хотим приобщить к такой работе. Это либо вчерашние жертвы пыток, либо адвокаты «с правозащитным уклоном».

— Для сотрудничества с правозащитниками подходит не каждый адвокат?

— Не каждый. Большинство из них — с коммерческим уклоном. Пока у клиента есть деньги, такой адвокат с ним работает, при этом всегда «крутится» — заботится о том, как бы и клиентский гонорар отработать, и не испортить отношения с милицией, судами, прокуратурой. К сожалению, есть очень мало адвокатов, которые станут защищать своих клиентов, конфликтуя, если нужно, с «системой». Для Украины это огромная проблема. Тем не менее, такие «немножко сумасшедшие» адвокаты встречаются.

— «Сумасшедшие» звучит, как комплимент. Остальные что, продажные?

— Я никого не осуждаю. Правозащитник живет за счет грантов, поэтому может с людей не брать деньги за свою работу. Как мы, например. У адвоката совсем иное положение. Если он будет идти по пути конфронтации с местными юридическими партнерами, лишит себя возможности «решать вопросы» – зачастую это «решалово» означает — брать у клиента деньги и относить судье или прокурору. Я не преувеличиваю. Если проанализировать статьи дохода среднестатистического адвоката, то непосредственно гонорар составляет небольшую часть. Основное – «отстриженная» часть коррупционных денег. За то, чтобы, допустим, обвиняемый получил не 8 лет тюрьмы, а три, адвокат передает судье или прокурору 5 тысяч долларов. А с клиента берет, скажем, 6 тысяч. Тысяча долларов – его доход за посредничество и риск при передаче. Так работает эта «система».

Если адвокат конфликтует с судьей или прокуратурой по какому-то делу, то завтра у него не возьмут денег, а его следующего клиента просто «засыпят», как студента на экзамене. Поэтому адвокат должен выбрать для себя одно направление – идти «направо» или «налево». Совмещать очень тяжело. Правда, в Украине есть прецеденты. Один мой знакомый адвокат в одних регионах Украины «зарабатывает» на посредничестве, участвуя в коррупционных схемах, а в других – защищает права людей и воюет с «системой». Но все же многие адвокаты даже за приличные гонорары попросту отказываются от дел, которые мы предлагаем. Я не расстраиваюсь. В этом году мы нашли нужных нам «сумасшедших» адвокатов даже в других городах Украины – Киеве, Одессе, Мариуполе, Львове, Чернигове. Между прочим, практически все они – женщины. Одни замужем за состоятельными людьми, другие – в разводе или одинокие – работают честно ради принципов, удовлетворения и спортивного интереса.

— Много ли адвокатов в Виннице, которые готовы на конфликты с властью?

— Если честно, то я даже не могу озвучивать фамилии всех винницких адвокатов, с которыми мы сотрудничаем. Дело в том, что только примерно в половине случаев с пытками и прочими формами беспредела, рассматриваемых в судах, фигурирует Винницкая правозащитная группа. В остальных работают привлеченные нами адвокаты. Больше того, по одному делу мне из любопытства очень хочется пойти на суд. Но не иду, надеясь, что судья не догадается, что ведет его наша организация. С учетом ненависти к ВПГ, которую испытывает большинство судей и «прокурорских» в нашей области – публичное ассоциирование конкретного дела с именем нашей организации может существенно повредить некоторым клиентам. Поверьте, о многих делах я не говорю журналистам. В одних случаях жертвы против публичности, а в других они просят, но мы отказываемся от огласки. Объясняем, что формально без ВПГ человеку скорее гарантирован успех в суде, чем с упоминанием моей фамилии.

Публично мы работаем лишь с адвокатами Наталией Гурковской и Ольгой Воронцовой. Они и с именем в городе, и со стажем. Работают с клиентами, которые изначально говорят, что хотят победить, добиться справедливости, но не любой ценой, и готовы настойчиво ждать честного результата.

«Вряд ли бы я просуществовал с адвокатской корочкой более полугода…»

— Могут ли при необходимости помочь винничанам иногородние адвокаты?

— Конечно. Более того, адвокату порой удобней жить в одном городе, а в другой приезжать на судебные заседания. Есть адвокат-киевлянин, который работает только в Виннице, а винничане ездят в другие области, хотя там есть их коллеги. Это кажется абсурдом, но такой абсурд указывает на хроническую болезнь нашей системы правосудия. Особенность дел по пыткам в том, что в 99% жертва легко узнает своих обидчиков. А значит, адвокату приходится идти на конфронтацию, доказывать, что стражи закона виноваты…

Не секрет, что прокуратура покрывает милицию. Это часть общей коррупционной схемы, которая начинается с «низов». Так, каждый начинающий милиционер, трудоустраиваясь в «органы», знает, что помимо зарплаты он получит неофициальный доход либо путем насилия, либо угрожая его применением.

— Вы намекаете на вымогательство?

— Тебя остановили на улице, провели поверхностный осмотр, чего делать нельзя, наркотиков и оружия нет, но нашли в кошельке 200 гривен. И тогда тебе предлагают поделиться. За 100 гривен тебя отпустят. Иначе, пугают жертву, заберут в райотдел на 2,5-3 часа, чтобы «пробить по базе», а как будут «свободные» понятые, составят админпротокол, по которому уже не им, а государству придется заплатить 170 гривен. Эту перспективу, вполне, кстати, реалистичную «рисуют» прохожему. Многие люди, сравнивая перспективы, отдают «сотку» и идут дальше. Понятно, что из собранных таким образом денег «сборщику» останется 20%. Тоже неплохо… Остальное «идет наверх» для укрепления «системы»…

Так вот, за последние годы в Украине появилось очень много адвокатов. Если посмотреть по адвокатскому реестру, то окажется, что владельцев «адвокатской корочки» на Винничине гораздо больше, нежели практикующих адвокатов. Чтобы привлечь к себе клиентов, нужно заработать имя. А доброе имя для адвоката – это то, насколько он эффективен, а не предан клиенту или нацелен бороться. Когда человеку нужно решить проблему, он обращается к «эффективному» адвокату. То есть тому, кто либо владеет юридическим мастерством, либо связями и способен занести деньги кому надо. Но, по сути, такие адвокаты отбирают хлеб у своих коллег, которые не готовы поступиться принципами. В итоге часть адвокатов остается без работы, что печально, но, с другой стороны, мало-помалу формируется спрос на них, как поставщиков «честных» услуг. Кроме того, отметим, что иногда коррупционная схема не может быть востребована. К примеру, взятка меньше 3 тысяч долларов в уголовных делах в судах уже не «ходит». Почему? Во-первых, любая взятка – это риск. Сесть на 6 лет в тюрьму за такую смешную сумму никто не хочет. Лучше взять 30 тысяч баксов один раз, чем 10 раз по три… Вот и получается, что по мелким делам, когда «решалы» не берутся «париться» за «смешные деньги», найдется адвокат, который за 500 долларов станет работать, но по закону и по совести. Некоторые клиенты соглашаются.

— Люди изначально хотят выиграть честно и готовы смириться с высоковероятным в таком случае проигрышем?

— На прошлой неделе ко мне пришли довольно состоятельные люди. Я просмотрел их документы и честно сказал, что законные основания выиграть дело в суде есть. Любой адвокат со связями, а имена таких общеизвестны, возьмется помочь, а положительное решение по расценкам винницких дельцов обойдется им в 5 тысяч долларов. Они говорят: «Мы в курсе, и деньги такие у нас есть, но принципиально хотим выиграть честно». В последнее время я вижу динамику увеличения таких людей! Они не хотят «договариваться», это их унижает. А если так, создается спрос на честных адвокатов. Правда, на мой взгляд, они недостаточно хорошо разбираются в правозащитной тематике – сказывается отечественное позитивистское преподавание правовых дисциплин, поэтому в следующем году мы станем их учить. Хочу, чтобы в каждом районе области было хотя бы по одному такому.

— Лично Вы не планируете обзавестись адвокатской лицензией?

— Думаю, что экзамен компьютеру сдал бы без проблем… Если бы потом смог продержаться с лицензией адвоката полгода я бы собой гордился. Но скорее всего адвокаты изгнали бы меня из своих рядов гораздо раньше. Так зачем мне эти эксперименты?.. Сейчас для адвокатов настали нелегкие времена. Знаете, недавно в адвокатском сообществе Украины были выборы руководителя. Происходили они примерно так же, как и в обществе в целом. При непосредственном участии силовиков… После странной жалобы на одного очень известного в Украине адвоката, в которой указывалось, что тот «нелестно отзывается о законе», глава адвокатского сообщества пишет на ней резолюцию для дисциплинарно-квалификационной комиссии, где просит привлечь этого адвоката к ответственности. За высказывания о законе. Этим адвокат якобы дезинформирует общество. С таким подходом, если не изменится политика в их кругу, никто из адвокатов скоро и рта открыть не сможет. Думаю, если бы я стал адвокатом, очень быстро нашлись бы аналогичные жалобщики.

— Если я не ошибаюсь, то Дмитрий Гройсман всегда был «костью в горле» у нашей милиции. Из всех руководителей областного управления только с Василием Полищуком у Вас вроде бы получался нормальный диалог. Последние годы Вас скорее игнорировали… При этом новый глава УМВД области Виктор Русин встретился с вами раньше, чем с журналистами, буквально через несколько дней после своего назначения на пост. С чем это связано?

— Не соглашусь с оценкой, что ВПГ и меня в частности старались игнорировать. Неправда. Старались дезавуировать, очернить, опровергали нашу информацию… Не могу вспомнить ни одного случая за много лет, когда по конкретному эпизоду, о котором мы заявляли, от милиции или тюремщиков не было никакой реакции. Могу вкратце рассказать обо всех своих «контактах» с руководителями относительно правозащитной деятельности.

Помню, как Валерий Бевз говорил о «пыточных» историях: «Я не верю, что мои люди могли такое сделать. Этого не может быть, я же им руки жал». Причем, звучало так убедительно, что даже казалось – сам генерал в это верит. Или может быть, тогда еще я неопытным был… Отлично помню Валерия Литвина. Это очень сложный человек. У меня сложилось впечатление, что к рядовому составу милиции он относился очень критично. Если попался на чем-то, мог, не церемонясь, уволить и взять на это место нового человека. Защищать не старался. Понятие «защиты чести мундира» на рядовой состав он не распространял, только на офицеров. С Василием Дремлюгой я мало виделся. Он тоже реагировал, кого-то увольнял.

Что касается Василия Кондратьевича, он пришел на должность начальника в такое время, когда совсем по старинке, закрывая на все глаза, работать было уже нельзя. Говорить, что «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», нет смысла. Он однозначно не чувствовал себя «варягом», временным человеком. Пожалуй, только у Виктора Тяжлова тоже было такое отношение к работе – как к главному делу жизни. У остальных я его не заметил. Литвин, к примеру, относился к Виннице, как к захолустью, где ему приходится работать. Уточню, это исключительно лично мои наблюдения и впечатления. У Полищука такого отношения точно не было. Мне даже иногда казалось, что он работал и на свой имидж в области. Да, у меня с ним была нормальная коммуникация. При Василии Кондратьевиче начал функционировать Общественный Совет при УМВД. Он интересовался им, присутствовал на всех заседаниях. Его преемник, предыдущий начальник управления Валерий Ноник посетил только одно заседание, и после первого перерыва ушел. Полищуку можно было рассказать о проблеме. Это не значит, что было легко. Он всегда апеллировал результатами проверки, которую проводили его подчиненные. И спрашивал, что я могу на это возразить? Он искал, в чем не правы мы, и в чем его сотрудники, проверявшие наши факты. Кроме того, тогда из Киева шли «волны» по борьбе за права человека, и он должен был реагировать на наши заявления. Поэтому соглашусь с тем, что мне с ним удавалось вести диалог.

У Ноника была иная ситуация. Мне казалсь, что Валерий Викторович, если можно так сказать, «выиграл Винницкую область в лотерею». Он попал сюда, еле «отбившись» в Житомире от очень тяжелого и резонансного уголовного дела по выборам, когда людей вывозили в лес. Дело потом было закрыто, состава преступления не нашли, но ведь где-то материалы лежат, и при необходимости их всегда могут взять с полки. Нет ли там действительно состава преступления – это очень большой вопрос. Как правило, когда человека назначают на ответственную должность, вдоль и поперек изучают все досье. Ноник возглавил областную милицию только потому, что так легла политическая «карта». Он попал на пост по квоте Блока Литвина, который входил в парламентскую коалицию. «Литвиновцам», похоже, дали одну-две вакансии, и Ноник сам лишь за сутки-двое узнал о назначении.

«Новый начальник милиции не хочет надолго задерживаться в Виннице»

— Тем не менее, он и говорил, и предпринимал конкретные шаги для того, чтобы показать «органы» с лучшей стороны. Не верите в искренность намерений?

— Поверьте, к Валерию Викторовичу я не испытываю никаких отрицательных эмоций, впрочем, как и положительных, но его назначение считаю классическим примером пагубной кадровой политики в милиции. По моему глубокому убеждению, ситуация, когда местная власть не участвует в одобрении кандидатуры главного милиционера области, является страшной проблемой правоохранительной системы. По сути, начальнику милиции не нужно зарабатывать «баллы» в регионе, а значит, и трудиться на благо этого региона. Кстати, еще при Полищуке у нас возникла одна очень курьезная ситуация. Сессия одного сельсовета не могла добиться … замены участкового. Местный актив села жаловался на то, что правоохранитель ничего не делает, а только запугивает людей. В райотделе это заявление попросту проигнорировали, пояснив, мол, «не ваше дело». По закону милиция права, хотя это и нонсенс…

Не важно, участковый ты или начальник управления, если пришел как парашютист, чтобы потом тихо «катапультироваться», то фактически понимаешь, что можешь делать на рабочем месте все, что хочешь. А хотеть люди могут много, потому что инструменты очень эффективные. Риск попасть в СИЗО – всегда хороший инструмент, который отлично конвертируется в деньги, приватизированные за 23 гривны трехкомнатные квартиры, прочие блага. Я имею в виду формально законно полученную и приватизированную Валерием Викторовичем Ноником квартиру. Формально — все законно, но после такой законности хочется вымыть глаза и провести перезагрузку головного мозга. Это к вопросу об «искренности».

Могу заверить, что общаясь с начальниками милиции, я никогда не пытался их изменить как людей. Априори, учитывая должность и возраст, это невозможно. И с каждым я был предельно честным. Между прочим, на встрече с Виктором Русиным первым делом пожелал успехов в его хороших делах, если такие будут, и выразил надежду, что они будут. И добавил, что когда он покинет Винницу, было бы здорово оставить о себе хорошую память. Русин пообещал «оставить след, но не наследить».

— Кто был инициатором этой встречи?

— Милиция. Формальным поводом стала история по Ладыжину (см. ТУТ). Виктор Павлович предложил провести совместную проверку, правда, обратился при мне с этим предложением к заместителю по оперативной работе. Тот отказал, мотивируя, что к внутренней проверке правозащитники присоединяться не могут. И все. Беседовали конкретно об этом примерно 5 минут, а встреча заняла около часа. Его психологический портрет для себя я составил.

— Даже так? И что ждет нашу милицию в обозримом будущем?

— Виктор Павлович как факт констатирует, что «милицию нигде в мире не любят, и не полюбят». Его не убеждает статистика, согласно которой в некоторых странах к правоохранителям относятся позитивно. Грузинский пример, где местная полиция по популярности уступает только церкви, он считает пиаром, а не реальностью. Не верит. Он сказал, что «милиция — не стодолларовая купюра, чтобы всем нравиться». Он не считает, что нужно менять отношение людей к милиции. Думаю, эта позиция в будущем будет определять направления и методы работы милиции на уровне области.

Кстати, тему квартиры Ноника не я начал. Виктор Русин мне четко пояснил, что не хочет надолго задерживаться в Виннице, и не думает, что будет здесь очень долго. Но если придется остаться, то никогда не станет «получать» квартиру. Заверил, что не любит жить в квартире, «когда кто-то может сверху залить или стучать по батарее». Мол, если останется, то лучше сам построит дом.

Я тоже думаю, что он не хочет тут оставаться. И нынешний пост — не последнее место работы Виктора Павловича. Перевод из Закарпатья в Винницу – это в принципе очень большое понижение. Там для руководителя областной милиции есть много таких возможностей, которых здесь и в помине нет. От этого нашим местным милиционерам будет очень не сладко. Он выпьет из них ведра крови, надеюсь только, что это будет справедливо выпитая кровь. Не сомневаюсь, что изменения грядут очень серьезные. Кроме того, как явно не слепой человек, Виктор Павлович не сможет не заметить, до какой деградации дошла за последние годы винницкая милиция. А деградация во всем – начиная от темного и отгороженного коридора на 1-м посту у входа в областное управление с ул. Театральной, где в пустом фойе сидит только постовой, пьющий чай, и больше никого; до важнейших профессиональных служб.

— Новый Уголовный процессуальный кодекс нуждается в руководителях-«вампирах»?

— В том числе. По новому УПК нашей милиции не нужно столько оперов. А следователей-то не хватает. Раньше ведь как было, крепкие ребята-оперативники кулаками выбивали признания, а потом задержанного, подписавшего все, что нужно, приводили к милой девочке-следователю, которая отлично слышала, как выбивались признания, но формально была «не при делах». При ней задержанный снова во всем признавался, а она только документально оформляла показания. Было разделение труда. Одни занимались грязной работой, другие — чистой. А теперь часть оперов, чтобы не выгонять на улицу, станут «конвертировать» в следователей. Будет очень интересно. Вместо дубинки в презервативе вчерашнему оперативнику дадут красивое кресло, бумагу, будут заставлять писать без ошибок. Ну-ну… Я думаю, что Русин кадровые вопросы будет решать хирургическими методами, иначе кадры «решат» Русина. Так что предвижу, винницкая милиция вскоре «вздрогнет». Не скажу, что это плохо. Когда милиция не только враждебна к людям, но и не выполняет те задачи, которые возложены на нее законом (борьба с преступностью и поддержание общественной безопасности — не являются целью для правоохранителей, а лишь формальной оберткой серых и черных дел), чем больше в милиции внутренних конфликтов и напряженности, тем лучше, по большому счету, для общества. Останется меньше сил для нанесения тяжких телесных повреждений всему обществу в целом и его конкретным представителям в частности. Кроме того, при этом, с учетом вышесказанного, снижается коррупционная ценность работы в органах. Риск быть уволенным за провинность или неграмотность снижает привлекательность работы в милиции. Поэтому я считаю, что когда в милиции появляются люди с большими полномочиями, от которых неизвестно что можно ожидать, общество только выигрывает.

— У Вас диалог получился?

— Как сказать… Я горжусь вот чем: не было ни одного начальника милиции, которому я бы предложил особые условия сотрудничества. Всем предлагаю одно и то же. У Русина есть интерес к новому формату работы Общественного совета. Сказал, что хочет его пересмотреть. В этом я с ним согласен, но уточню, что, как правозащитник, ничего от нового руководства милиции не жду. Затем, на нашей встрече он затронул близкую мне тему беженцев, даже рассказал, что несколько лет назад в ряде районов Закарпатской области вводился карантин. Якобы беженцы «принесли» тропические недуги. После нашей встречи я узнал, о чем речь. Могу подсказать генерал-майору: тогда в результате подтопления фекалии из выгребных ям попали в колодцы и в нескольких украинских селах люди заболели гепатитом А. Это так называемая болезнь грязных рук. Беженцы тут ни при чем, и об этом санэпидемстанция в Закарпатье даже выдала официальную справку.

— Примерно два года назад несколько заключенных Стрижавской колонии собирались с Вами судиться за клевету. От ВПГ якобы исходила информация о членовредительстве заключенных. Они это опровергали. Чем закончилась история судебных разбирательств? Кстати, журналистам показывали видеосюжет из изолятора временного содержания, где находящиеся там люди тоже опровергали Ваши заявления о якобы нанесенных им увечьях… После этой истории иска не было?

— Начну со второй истории. Фильм «из ИВС» только журналистам и показывали. Больше никому… И «героями» там были совершенно другие лица, а не те, о которых мы сообщали, как о жертвах пыток. Кстати, это кино появилось после нашей встречи с генералом Ноником. Он попросил сообщать ему обо всех фактах, прежде чем делать инцидент публичным. Я согласился, но, похоже, мы тогда по-разному поняли «договоренности». Примерно через месяц я узнал об избиении и направил его адъютанту факс с просьбой совместно проверить факты. Валерию Викторовичу его передали. Реакции не последовало. И я сделал публичное заявление, а потом на пресс-конференции показал видео. Думаю, Ноник хотел первым узнавать о пытках, чтобы оперативно придумыватьfont-family:ArialMsoNormal контрspan style=MsoNormalверсии случившемуся и не реагировать на факты. Так мы ни с кем работать не станем.

Что касается иска заключенных, поясню, мы получили информацию об избиении конкретных людей. Проверить сведения не могли, пенитенциарная система на контакт не шла. Так и написали, потребовав выяснить, имел ли место такой факт. Потом этих людей показали невредимых и радостных. Они собрались с нами судиться. Их право. Но почему-то за них судиться начала колония, выступившая в интересах осужденных.

— Иск подала 81-ая колония?

— Именно, и заплатила 5 тысяч гривен госпошлины из бюджетных средств, хотя действовала в интересах физических лиц, требовавших от нас 100 тысяч. Понятно, что суд даже отказал в рассмотрении этой жалобы, поскольку она была неправильно подана. Тогда подали заявление сами заключенные. Вместо повестки в суд мы тогда сразу же получили решение суда, по которому они выиграли дело. Обжаловали это в апелляционной инстанции, дело снова передали в районный суд. Уже другой судья, рассматривая материалы, полностью отказал истцам. Затем в апелляционном суде оставили в силе решение суда первой инстанции. Кассацию они не подавали. Но я должен уточнить, что один из этих заключенных, судившихся со мной, после освобождения ко мне пришел. Рассказал, как их заставляли. Я ни на кого не в обиде. Никакой заведомо неправдивой информации, порочащей «честь и достоинство» кого бы то ни было, мы никогда не распространяли, ведь больше всего дорожим своим авторитетом и доверительными отношениями с жертвами нарушений прав человека..