Полулях Лариса

«Поначалу нас били и обворовывали. Сегодня мы окрепли – продолжаем дело Дмитрия Гройсмана и ведем другие проекты»

Лариса Алимовна рассказала «РЕАЛу», как в конце 90-х впервые столкнулась с настоящим крестьянским бунтом, о странностях расследования внезапной смерти Дмитрия Гройсмана, о том, что правоохранительные органы страдают не только из-за своей нечестности, а вследствие низкого уровня знаний работающих в них людей, о майской панике в Виннице, которую она пыталась развеять с помощью юмора, а также о том, что любит стрелять

Только филолог по образованию может выдумать собственный вариант суржика, на котором монологами с тонким юмором станет серьезно рассказывать о массе повседневных вещей, беспокоящих каждого. Лариса Полулях – правозащитница, общественный деятель, блоггер и журналист – стала легендой «7 мая». Тот день стал апогеем охватившей Винницу паники. На тему того, кто и зачем ее провоцировал, «РЕАЛ» проводил свое расследование и публиковал его результаты. Но сегодня упомянем о другом – в тот день описанием событий в соцсетях на неповторимом суржике, а его уже пытаются копировать, Лариса в «своем стиле» за считанные часы гораздо успешней «сняла напряжение», нежели «официальные источники».

«Когда при жизни рассказываешь о биографии – это как маленькая репетиция к похоронам»

— Лариса Алимовна, о Вас, как человеке достаточно публичном в Интернет-пространстве, мало что известно. Расскажите, что привело в журналистику и в сферу общественной деятельности?

— Когда-то слышала, как на похоронах зачитывали биографию покойного. Это, наверное, самое страшное, что может быть… Потом сказала сыну, что когда умру, пожалуйста, не нужно вспоминать о моей биографии – сплошных пробах и ошибках. А когда при жизни рассказываешь о биографии – это как маленькая репетиция к похоронам. И, вспоминая определенные моменты, думаешь, лучше бы этого не было, пытаешься что-то украсить…

Если упоминать только значимые вехи, то скажу, что родилась я в Липовце. Закончила Винницкий пединститут по специальности «Русский язык и литература». Потом мне повезло — я получила стипендию от Королевства Дании, и в Болгарии училась социальной работе и психологии кризисов.

После окончания института нужно было где-то работать. Сначала я преподавала деловой язык в бизнес-школе, которая выдержала в Виннице один выпуск и закрылась, как и все остальные подобные заведения. Тогда в поисках работы я устроилась рекламным агентом в «Золотые страницы Украины». Несколько лет работала в коммерческой фирме, занимавшейся оптовыми продажами.

В журналистике оказалась по семейным обстоятельствам. Мой бывший муж открыл продакшн-студию, и параллельно я писала тексты для телепрограмм, какую-то прозу. В Канаде даже вышла моя книжка. Только я ее никогда не видела. Друзья ее переслали по почте, но посылка ко мне не дошла.

Бизнес в Украине был малопривлекательным, поэтому я в большей степени переключилась на журналистику. Мы выпускали программу «Наша земля». В конце 1990-х фермерам начали раздавать землю, происходило это по-разному. У нас была практика «вынимания заноз» в сфере земельных вопросов. К примеру, когда люди судились с предпринимателем, ставшим правопреемником колхоза-миллионера. Тогда же в Липовецком районе я увидела первый настоящий крестьянский бунт. Когда перед тобой движется колонна телег и люди с вилами, то понимаешь, что предпринимателя нужно закрыть, иначе его убьют.

— Закрыть как?

— Собой… Потом в Тывровском районе, когда наш журналист снял компромат на местное руководство, прямо на поле его избили и отобрали камеру. На следующий день аппаратуру с вырванным кассетоприемником он получил в райотделе милиции. В этом инциденте никто не разбирался. Не знаю, какой из подобных эпизодов нашей деятельности стал «ключевым», поскольку их было много, но в итоге однажды у нас на студии остались только столы и стулья. За ночь все вынесли, включая кассеты.

Мы подумали, что это конец, но обратились к друзьям, и в течение полутора суток студию удалось практически восстановить. Из дому приносили любительскую технику – компьютеры, камеры. Тех, кто разворовал студию, не нашли. Не искали. Самим заниматься этим было некогда.

Вспомню и о приятных эпизодах. Однажды в Казатинском районе арестовали фермера, который не позволил «оппоненту» на своем поле убрать урожай. Мы сделали сюжет, а он – этот фермер — выиграл судебный процесс, и в знак благодарности принес нам деньги. Это было так удивительно. Мы отказались, говорили, что «мы – за справедливость», но фермер посчитал, что ему почему-то нужно нам заплатить. Скажем так, это было первым «предложением» за правозащитную деятельность, которое пришлось отвергнуть.

В принципе, я старалась сочетать журналистику с общественной деятельностью. Преимущественно это были программы по предотвращению торговли людьми, где я сотрудничала с Винницкой правозащитной группой. Потом поняла, что совмещать сложно, и выбрала правозащитную деятельность. Она мне показалась интересней. Последние 15 лет в этом плане сохраняю постоянство.

«Сменились власть, руководство прокуратуры и милиции, но расследование причин смерти Димы Гройсмана по-прежнему тормозят»

— Как одна из наиболее близких соратников, друзей, единомышленников Дмитрия Гройсмана, Вы в курсе гораздо большего об обстоятельствах его смерти, чем общеизвестно. Не вызывают ли объективные сомнения то, что правозащитник умер от сердечного приступа, и определенные моменты в расследовании уголовного производства по факту смерти?

— Сейчас говорить, что ты дружила с Димой удивительно, поскольку очень многие люди считают себя причастными к его фигуре. Он действительно — величина. Прошло столько времени, но иногда, когда что-то происходит, я хватаюсь за телефон, чтобы позвонить Диме…

Когда это произошло, я думала, что это естественная смерть. Однако, все последующие события – закрытие уголовных «дел», расследование «дел», которые связаны с наказанием виновных – тех, кто возбуждал эти дела, совершенно непонятные препятствования расследованию смерти Димы наводят на определенные мысли. Я не могу однозначно ответить на этот вопрос, но у меня есть большие сомнения, что он умер без посторонней помощи. Очень много информации, которая раньше казалась очевидной, теперь вызывает вопросы. Об этом писал и датский журналист, и говорила «РЕАЛу» жена Димы Светлана. Родные до сих пор не знают обстоятельств, и те документы, которые им доступны, провоцируют скорее различные домыслы.

— В марте сменилось руководство органов прокуратуры и милиции. В связи с этим что-то изменилось?..

— Думаю, что нет. Видела интервью Виталия Кличко, который сказал, что в Украине успешно проводится люстрация, но я этого не заметила. Возможно, что-то упустила. Отпустили политзаключенных. Но это было политическим решением, а не юридическим. Согласно праву, этот процесс должен был происходить по-другому. Отпускать людей на свободу нужно по решению судов. Очень много дел, которые вызывают интерес у правозащитников, при новой власти остаются не расследованными. Они не касаются политики и политиков. Это дела обычных людей, которые находятся в заключении. В отношении них по-прежнему нарушаются права человека.

Вместе с тем, сейчас я регулярно общаюсь с заключенными из Донецка, и они рассказывают, что из мест заключения можно легко выйти, если согласишься сотрудничать с террористами. Многие отказались. В одной из камер Донецкого СИЗО даже вывесили на улицу флаг Украины.

Аналогичная ситуация была в Киеве. Мне рассказывали, что в январе-феврале можно было свободно покинуть Лукьяновское СИЗО. Открывали камеры и предлагали уходить на Антимайдан… Если люди знают, что не виновны, то они хотят, чтобы их на законных основаниях освободили. Но для этого нужна политическая воля к люстрации и реальные шаги к тому, чтобы при рассмотрении дел судьи руководствовались законом.

Если же вернуться к «порноделу» Димы, то меня мало удивляло, что власть пыталась повлиять на него и закрыть ВПГ. Мы были не удобны для власти. Меня удивляло другое. Зная, что имеют дело с правозащитником мирового уровня, с очень грамотным юристом, которого консультируют не менее грамотные юристы, наши правоохранители так безалаберно и неграмотно проводили следствие, абсурдно вели себя в суде.

«Порнодело» могло стать контрольной работой для системы, которую нужно было провести без сучка и задоринки. Этого не случилось. Ответ вижу только один, и он указывает на низкий уровень профессионализма сотрудников «органов». Поэтому сколько бы президент или кто-то еще не говорил, что ты должен работать честно и благородно, человек, не ставший профессионалом, не сможет этого. Заметьте, к моральным качествам людей из этой структуры у меня вопросов вообще нет. Если бы, не дай Бог, в Виннице повторилась ситуация, которая имеет место в Донецке, я не знаю, на чьей стороне оказались бы люди, работающие в силовых структурах. Ну, возможно, они были бы честными и благородными…

— По неофициальной информации, в день своей смерти Дмитрий Леонидович должен был встречаться с советником президента Андреем Портновым…

— Это так. А еще они встречались примерно за месяц до этого. И та встреча была очень тревожная для нас. Я не могу сегодня рассказать, что они обсуждали. О теме же последней встречи я не знаю.

— Она могла привести к фатальному исходу?

— После революции, когда многие люди носили оружие, как средство защиты, сетуя на угрозы в их адрес, я отметила для себя, что у Димы была жизнь, когда угрозы поступали практически постоянно. Если бы он вел себя точно так же, наверное, ему следовало бы ходить по городу в бронежилете и с мощной вооруженной охраной… Недоброжелателей у Димы было очень много. Кто из них сыграл роковую роль в его судьбе, сложно предполагать. Надежда только на проведение независимого расследования…

— Что практически для этого нужно?

— Желание органов правопорядка расследовать «дело» о его смерти и наказать виновных. Но прежде всего, общественный запрос. Пока пытаются вынудить милицию и прокуратуру работать только его жена и Наталья Гурковская, которая при жизни Димы была его адвокатом. Если мы будем настойчивы в стремлении докопаться до правды, это получится, несмотря на огромное сопротивление со стороны власти. Пока могу сказать, что мы сталкиваемся больше с противодействием, чем содействием.

— Благодаря Д. Гройсману «Винницкая правозащитная группа» считалась мощной силой с авторитетом за рубежом. Кто и как может реанимировать этот имидж организации?

— Большую часть работы мы продолжаем выполнять. Сейчас эта деятельность не настолько публична, как раньше. Но изначальные задачи по защите прав человека ВПГ выполняет. Мы ведем несколько стратегических уголовных дел, которые могут быть интересны, и позже, вероятно, будем рассказывать о них подробно. Дима был локомотивом, и без него действительно тяжело.

— Общественная деятельность финансируется за счет международных грантов, занимаетесь ли национальными проектами?

— Наша деятельность направлена на защиту прав человека в Украине, на просвещение людей. Нас поддерживают не только зарубежные доноры, но и граждане Украины. Нас могут обеспечить транспортом, канцелярскими товарами. При этом хочу уточнить, что если зарубежные фонды и помогают в нашей работе, то при этом они не ставят никаких иных задач, кроме тех, которые мы указываем в проекте.

Помимо работы в ВПГ, я возглавляю общественную организацию «А-Веста». Так вот, Фонд развития демократии Посольства США поддержал наш проект «Права ребенка в СМИ», в рамках которого мы работаем с журналистами, проводим тренинги. Кстати, пользуясь случаем, анонсирую пресс-тур в детское учреждение. Цель этого проекта состоит в том, чтобы научить журналистов правовым аспектам, которые касаются самых незащищенных слоев общества.

Дети не могут защищать себя сами, поэтому взрослые должны заботиться о том, чтобы не нарушались права несовершеннолетних как в государственных, так и негосударственных учреждениях. Благодаря публикациям в СМИ у нас появилось много клиентов, которые не могут самостоятельно решить проблемы в учебных учреждениях или семье, и мы стараемся помочь, чтобы людям жилось лучше.

Также вместе со службой уполномоченного по правам человека при ВР посещаем тюрьмы, СИЗО, интернаты, закрытые отделения в больницах. К сожалению, не часто туда выезжаем…

— Что-то в них за последнее время изменилось?

— Сравнивать тяжело. Но появился общественный контроль. Недавно с коллегами мы были в Шостке Сумской области. Несколько осужденных годами не могли добиться того, чтобы им была оказана квалифицированная медпомощь. После нашего визита одного человека прооперировали. Других осмотрели врачи, назначили лечение. Они довольны. Пока рано говорить о результатах, но лично для меня цель этого направления работы заключается в том, чтобы вывести оказание медпомощи из стен пенитенциарной системы. Чтобы оставаться живыми и выйдя на свободу не представлять опасность инфицирования окружающих, скажем, туберкулезом, заключенные должны получать адекватную медицинскую помощь не от «тюремных» фельдшеров, а в обычных больницах.

— Это единственный проект, который поддерживает государство?

— А он финансируется зарубежными донорами. Как у ВПГ, так и у «А-Весты» позиция остается прежней – мы ни копейки не получаем от политических партий и государства Украина. Правда, и государство не очень-то предлагает.

— Насколько цели и задачи зарубежных доноров отвечают запросам украинского общества?

— Донор согласовывает только тему проекта. Ее выбирают исходя из того, что пишут украинские СМИ, что говорят наши правители. А затем организация подает предложение в более узком сегменте. Например, когда на государственном уровне решили закрыть школы, в которые ходили по пару учеников, родители школьников пикетировали здания органов местного самоуправления, «А-Веста» занялась изучением этой темы в разрезе соблюдения права на образование детей в сельской местности.

Мы провели мониторинг, чтобы понять, насколько инициатива закрытия школ отвечает запросам общества. Опросив в пяти селах практически всех родителей, получили, честно скажу, неожиданный результат: лишь одна мама сказала, что стало хуже. Все остальные оказались довольны, хотя и отметили отдельные «перегибы». Некоторые свои замечания мы направили в ВР, их не учли, а на местном уровне прислушались. Там, где в мае уже не ходил школьный автобус, поскольку нет бензина, стали находить деньги на топливо. В ближайшее время планируем провести более глубокое исследование. Между прочим, после нас многие общественные организации продолжили заниматься этой темой более углубленно.

«СМИ подают информацию очень серьезно. Излишняя серьезность не позволяет нам спокойней взглянуть на события, и воспринимать мир таким, какой он есть. С его абсурдом»

— На захлестнувшую Винницу 7 мая панику Вы ответили в привычном для друзей по Facebook жанре – собственными новостями с юмором и на «своем» суржике. Насколько я знаю, некоторые «новостные» сообщения читатели стали распространять по другим социальным сетям. Не собираетесь «выходить» с этим жанром за пределы соцсетей?

— Панические настроения людей начались примерно 5 мая. Была масса безумно тревожной и одновременно удивительной информации. Телефон у меня просто разрывался… Сначала я советовала звонить на «горячую линию» СБУ, пыталась как-то словами разряжать обстановку. Потом, как писал Виктор Конецкий (автор сценария к/ф «Полосатый рейс»), флюиды захватили роту…

Так вот, когда паника не на шутку охватила город, я поняла, чтобы окончательно не сойти с ума от звонков и sms-ок, с этим нужно бороться. Утром я написала пару новостей, которые, наверное, были смешными, и стала заниматься обычными делами. Буквально через 20 минут мне стали писать в «приват» и звонить знакомые, и все спрашивали, что случилось, почему молчу? Поэтому мне пришлось писать новости целый день. Говорят, что их перепостили «ВКонтактах», Twitter, где-то еще. Потом кто-то спорил, кто же их автор. Для какой-то части людей этот день стал веселым.

Когда у меня уже будут брошка и штиблеты, а значит буду ветхой бабушкой, возможно, решусь написать книжку. Тогда и выйду за пределы Facebook. Сейчас, наверное, на такой жанр нет спроса. СМИ подают информацию очень серьезно. Излишняя серьезность не позволяет нам спокойней взглянуть на события, которые происходят в стране и жизни каждого из нас, и воспринимать мир таким, какой он есть. С его абсурдом. Между прочим, я безумно люблю жанр абсурда. Когда человек находит выход из казалось бы безвыходной ситуации, причем, этот выход достаточно остроумный, это высший пилотаж. И я аплодирую стоя.

После 7 мая мне позвонил мужчина с «закрытого» номера и спросил, кто вычитывает то, что я пишу? Я не нашлась, что ему ответить. Тогда он поинтересовался, какое средство массовой информации я представляю? Подумала, что могу представлять и говорю: Reuters, Mourning Star, New York Times. Он был настолько серьезен, что ответил: «Видите, Вас читают миллионы, и вы формируете общественное мнение в мире. Так что будьте осторожны в своих высказываниях». И я подумала, что, наверное, это большая ответственность писать «для миллионов»…

— Еще Вы ведете собственный кулинарный блог в «Живом журнале». Как возникла идея заниматься гастрономическими изысками и расписывать рецепты?

— Меня уже даже стали называть «кулинарной блогиней». А начиналось все банально просто. Жена моего брата улетела работать с миссией в Африку, а он остался с ребенком в Украине. Однажды попросил помочь быстро и вкусно что-то приготовить. При этом брат не умел не то что готовить, но и слабо понимал, где и какие покупать продукты. Кухней всегда занималась супруга, поэтому, оставшись сам, он оказался в тупиковой ситуации.

Честно признаюсь, не могу сказать, что люблю готовить. Но мне нравится, когда быстро, вкусно и не совсем обычно. На кухне обычно приходят в голову разные мысли, поэтому рядом стоит компьютер и можно их записать, можно поговорить с друзьями. Приготовление пищи происходит, как правило, параллельно с другими занятиями. Вернемся к блогу. Сначала я стала рассказывать брату все и в подробностях, потом, понимая, что таких, как он, может быть много, решила записывать. Поэтому в блоге я всегда начинаю с того, что описываю, где что лучше и выгодней купить.

— Новые блюда получаются по запросу или наличию продуктов в холодильнике?

— По-разному. Мне нравится «посвящать» блюда определенной погоде, событию или даже музыкальной композиции. Например, однажды возникла идея выпить пиво, пытались с друзьями устроить пивную вечеринку, и в связи с этим я приготовила куриные «чупа-чупсы». Очень вредная еда. Из куриных ног делаются шарики, они жарятся во фритюре. Косточка заменяет «держалку», которую нужно обвернуть фольгой. И потом эти шарики можно грызть под пиво. Никогда не фотографирую блюдо, потому что у всех оно выглядит по-разному, и не всегда внешне привлекательно. Но очень вкусно.

Еще когда-то для кубинской вечеринки из лаваша скрутила «сигары». В лаваш можно положить любую начинку, потом плотно скрутить, прожарить, и дети едят с удовольствием.

Когда холодно или промокла, люблю готовить глинтвейн. Всегда с ним экспериментирую. Опытным путем поняла, что стоит карамелизировать сахар, а специи сначала нужно хорошенько прожарить, тогда глинтвейн пахнет на всю округу.

Кстати, мне тоже предлагают издать в сборнике некоторые рецепты из моего кулинарного блога. Мой приятель выпустил книгу «Возьми ее на кухне» о том, как мужчина должен научиться готовить так, чтобы быть лучшим, и поразить женщину умением. Я ему завидую. Он любит готовить, а не быстро накормить, чтобы все были довольны.

— Рецепты в соцсетях комментируют?

— Иногда друзья звонят и спрашивают, как приготовить из конкретных ингредиентов. Комментируют больше в Facebook. Приятно, когда ты пишешь какой-то бред, а дальше комментаторы развивают его в небольшой рассказ, придумывают массу версий. Наверное, всем приятно, когда на них обращают внимание.

— Вы увлекаетесь стрельбой. Откуда столь необычное хобби?

— Из института. Нужно было заниматься каким-то видом спорта. Я подумала, что стрельба – это лучший выход. Легкая атлетика? На стадионе нет душевых. Возвращаешься потным, и чувствуешь себя плохо. Да и бегать я не очень люблю. А стрельба – встал, зарядил, прицелился… К тому же после школы я занималась в ДОСААФ.

Когда говорят, что оружие – это мужская игрушка, ошибаются. Мне повезло с первым инструктором. Он научил главному – ответственности и уважению к оружию. Понимание того, что ты можешь принести непоправимый вред, у меня сохранилось, когда беру ружье в руки, оцениваю работу мастера, а когда попадаю в цель, вырастаю в своих глазах.

Когда-то была кандидатом в мастера спорта, при этом никогда не ставила себе цель достичь определенных высот. В своей жизни я много чем увлекалась — и автоспортом, и парашютным спортом, но это скорее были развлечения, нежели серьезные занятия. На успехи и достижения я никогда себя не нацеливала. Сейчас люблю иногда пострелять с друзьями по мишеням.

Любое оружие, которое придумал человек, было целесообразно в свое время. Когда с оружием начали экспериментировать, больше для самоутверждения, чем защиты, это его дискредитировало. Сейчас часто говорят, что украинцам нужно дать в руки оружие. Наверное, это очень большая ответственность. Обладание оружием должно дисциплинировать человека. Когда ты говоришь, что нервный, все в этой жизни тебя бесит, то прежде, чем вооружаться, должен хорошо подумать.

— Кроме «быстрой» кулинарии и оружия, что еще Вас увлекает?

— Я люблю читать. Хоть это и старомодно. Люблю анализировать процессы, действия, искать логику в тех или иных событиях. Это из разряда тех увлечений, которые умеют захватывать. Как правило, это логичные игры, сюжеты, которые нужно разгадывать. Еще одно увлечение – Интернет, где можно найти практически все. А еще я люблю то, что называется «ничего-не-делание». Очень люблю свою семью и друзей. Ты понимаешь, что им от тебя ничего не надо, но когда я уезжаю, они спрашивают, когда вернусь, и ты ощущаешь свою востребованность.

Игорь ЗАИКОВАТЫЙ