Личность. Вехи истории в именах
За безукоризненно четкую линию рисунка друзья прозвали его “Иван-Железная рука”. Он был щедрым на выдумку и скупым на чувства. А еще свято верил в то, что проявить талант можно только “…в поисках себя, а не в подражании другим”. И ему это, безусловно, удалось. В начале XX века художник Билибин стал создателем доселе невиданного в мире искусства художественного полотна, узоры которого можно было рассматривать часами: расписные терема, избушки на курьих ножках, шитые золотом сарафаны…
В 1902-1904 годах Иван принял участие в экспедициях на север России, которые проводились по заданию этнографического отдела Русского музея. Вот как восторженно он описал один из храмов Вологодской губернии: “Когда я увидел эту церковь, я пришел в благоговейный трепет, я пожалел, что я не великан и не могу взять это милое архитектурное произведение и перенести куда-нибудь далеко, в сохранное место”. Позже эта увлеченность старым русским стилем, благоговейное восхищение забытой стариной и крестьянским фольклором станет характерной особенностью билибинской манеры. Его нарядные рисунки будут усыпаны десятками деталей, достоверными изображениями пестротканого ковра древних преданий.
Его талант сразу оценили, а стиль нарекли билибинским. В разные годы Иван Яковлевич занимался иллюстрациями к “Василисе Прекрасной”, “Ивану-царевичу, Жар-птице и Серому волку”, “Перышку Финисту Ясну Соколу”, “Царевне-лягушке”, “Марье Моревне”, “Сестрице Аленушке и братцу Иванушке”, “Сказке о царе Салтане”, “Сказке о золотом петушке”, былинам “Вольге и Микуле”, “Добрыне Никитичу”, “Илье Муромцу” и ряду других сюжетов. Критики никогда не находили в его творчестве ничего надуманного или наносного. Билибин делал все очень обстоятельно. Даже став известным и начав преподавать, он подолгу размышлял, как правильно проиллюстрировать то или иное произведение. Перечитывал его несколько раз, консультировался со специалистами, а если была возможность, то и с автором, обращался к фотографиям, зарисовкам, музейным собраниям.
Билибин искренне восхищался мастерством Пикассо-рисовальщика. Сам с удовольствием работал по ночам. По жизни Иван Яковлевич был пунктуальным, организованным, лаконичным и добрым человеком. Слыл библиофилом. Давая читать книги студентам, настоятельно просил не перекладывать страницы бутербродами.
В 1925 году переехал в Париж, где оформил 10 спектаклей, среди которых наибольшую известность приобрели оперы «Сказка о царе Салтане» и «Сказание о граде Китеже и деве Февронии» Римского-Корсакова, «Князь Игорь» Бородина, «Борис Годунов» Мусоргского. Иллюстрировал народные сказки, в том числе и французские. Но очень часто его работам не хватало широты, “живой” подпитки и огромных лап старых русских елей. Его жизнь омрачало и то, что из года в год издатели все настойчивей предлагали ему изменить фамилию на более благозвучную. “Я уже несколько лет мечтаю вернуться на родину и работать для нее по моей специальности… Ассимилироваться с другим народом я не могу” — пишет он в 1935 году возглавлявшему тогда Академию художеств СССР Исааку Бродскому. И уже с 1936-го оказывается в Ленинграде.
Он получил место профессора графической мастерской Института живописи, скульптуры и архитектуры. В 1939 году стал доктором искусствоведения. Художник оформил спектакли «Сказка о царе Салтане» и «Полководец Суворов». Выполнил иллюстрации к роману Алексея Толстого «Петр I» и к «Песне про купца Калашникова» Михаила Лермонтова.
С началом блокады Ленинграда Ивану Яковлевичу предлагали эвакуироваться вместе с семьей, но он отказался. Во время бомбежки разрушилась квартира. Вместе с другими профессорами и преподавателями перешел в здание Академии художеств, где жили все вместе. В начале декабря присутствовал на защите дипломных работ тех художников, которых на полтора-два месяца удалось вызвать с фронта. До последней минуты работал. В ночь с 7-го на 8-е февраля 1942 года его не стало. Вероятная причина смерти — голодное истощение.
Подготовил Виктор БЕРЕЖНОЙ