Владимир Михайлович рассказал «РЕАЛу» о том, что скучает по заказам масштабных керамических панно, о том, чьи лица на его скульптурах Евгении Прунмаер у гостиницы «Франция» и боксера возле спортклуба «Нокаут», о заработках творцов в Виннице, а также раскритиковал оба памятника Тарасу Шевченко и Григорию Артынову

Живописец, график, скульптор, керамист… Это Владимир Оврах. Как человек творческий и практичный, он в совершенстве владеет разными техниками и технологиями, полагая, что только так сегодня люди искусства могут жить. По крайней мере, в Виннице. При этом, как и многие его коллеги, он считает, что меценаты и власти развитию пластической среды города уделяют недостаточное внимание.

«Советские партийные функционеры плохо разбирались в символизме, а в керамике преобладали именно символы. Поэтому как такового давления на нас не было»

— Владимир Михайлович, Вы родом из, как принято говорить, гоголевского Миргорода. Школьником посещали внеклассные занятия, позже окончили специализированный техникум. Что привлекло в керамических изделиях, и кем Вы себя видели кроме как керамистом? 

— Не зря вспомнили о месте рождения. Оно многое значит в жизни. Миргородская и опошнянская (Опошня – поселок на Полтавщине, — прим. авт.) керамика известна на всю Украину. Когда она окружает тебя с детства, сложно думать о чем-то другом. В керамическом техникуме готовили специалистов самого разного профиля, которые могли работать с майоликой, шамотом, фарфором. В Миргороде я жил неподалеку от этого учебного заведения, и помню, как со старшими заходил туда еще до школы. Мама очень любила вышивать рушники. Часть оставляла для дома, некоторые свои работы на базаре продавала. Наверное, тягой к творчеству я обязан ей и миргородскому окружению.

С детства, сколько себя помню, я очень любил рисовать. Студия при школе упрочила трепетное отношение к керамике и глине. Мы не только лепили, нас понемногу учили живописи, скульптуре. Но вопрос выбора будущей профессии не стоял. Закончив 8 классов, ни в чем другом я себя не видел, поэтому поступил в техникум на отделение керамики, где на протяжении 4,5 лет изучал разные формы и способы. Это роспись по фарфору, глазурными красками, роспись майоликой, гончарное производство, монументальные работы.

Между прочим, моя дипломная работа была посвящена Сорочинской ярмарке и Николаю Васильевичу Гоголю. Не удивляйтесь, в Миргороде практически все связано с его именем, даже керамический техникум носил имя классика. Любовь и почитание к писателю я сохранил на всю жизнь. У меня и сейчас есть небольшие графические работы и скульптуры на гоголевскую тематику. Например, «Шинель» и гипертрофированный «Нос»…

— Вы столько лет живете в Виннице. У нас ценят и любят как юмор, так и литературу, но кроме улицы ничего не связано с Гоголем. Не было желания украсить город его персонажем?

— Не было возможности и предложений. С удовольствием взялся бы за эту работу… Винница старается обрести свое лицо, в городе уходят от старых штампов, берут на вооружение различные европейские тенденции. Возможно, в этом плане произведения Гоголя и интересны. Честно говоря, я его считаю первым сюрреалистом, появившимся на свет гораздо раньше Сальвадора Дали.

— Львовский институт декоративно-прикладного искусства, в котором Вы учились, стал настоящей кузницей кадров для многих регионов. В советское время керамические панно повсеместно были в моде. Скажите, а учитывались ли при составлении композиций местные традиции, или все придерживались «канонов» соцарта?

— Действительно, так называемый социалистический реализм давил практически на все. И на изобразительное искусство в особенности. Правда, на декоративно-прикладном факультете, который я заканчивал, давления было гораздо слабее. Вероятно, партийные функционеры меньше разбирались в символизме, а в керамике преобладали именно символы. Так вот, благодаря этому и учиться, и создавать было легче. В живописи и скульптуре в те годы работалось сложней, доминировала ленинская тематика. Причем, в добровольно-принудительном виде. Скажем так, попробуй не сделай, как требуют — работу тут же забракуют.

Наряду с камерной керамикой в институте и после его окончания мне очень нравилось создавать монументальные работы. В советское время только для немировского санатория «Авангард» я сделал шесть керамических панно. В них нет ни одного элемента, который бы указывал на соцреализм, поэтому они и сейчас смотрятся, ни у кого не вызывают негатива.

Я всегда старался брать общечеловеческие, фольклорные темы и природу. Без привязки к «партии и правительству», каким бы оно ни было. Более того, в декоративно-прикладном искусстве формы соцреализма неприемлемы. К тому же в 1980-е мы все отлично понимали, что общество «спит».

Что касается местных мотивов, то их использование неоднозначно. История искусства изучает народные традиции каждого края, и я студентом ее изучал, но в своих работах старался теорию пропускать через призму собственного видения. Я не копировал даже того, чье авторство не известно, и поэтому называется народным. Мастерство художника заключается в том, чтобы найти в жизни свое «я», свой путь, а традиции передавать своим почерком.

«Расшнурованная обувь  символизирует свободу. Как человек творческий, художник не должен быть скован в действиях, в том числе и касательно внешнего вида»

— Как считаете, сегодня керамика  востребована?

— Если одним словом, то нет. Мы не говорим о чашках, я так понимаю… Кухонные принадлежности будут пользоваться спросом всегда.  А декоративно-прикладная и монументальная керамика не пользуется спросом в Украине. Апогеем ее возрождения я бы назвал 1970-80 годы.

— С чем связано забвение?

— Знаете, монументальное искусство зависит от политики. Мы – это я, жена и наши два сына – оканчивали хоть и в разные годы, но один вуз. В течение 25 лет я с супругой работал на Барановском фарфоровом заводе. В начале 1990-х это огромнейшее предприятие со штатом в 3,5 тысячи человек и более чем столетними традициями, шикарным музеем, стало угасать. Недавно был там. Все разрушено. Это тяжело видеть.

Аналогичная судьба постигла и другие заводы по всей Украине. С тех пор не только керамическое, но и отечественное фарфорофаянсовое производство полностью уничтожили. Конечно, можно выжечь изделие в домашних условиях. Так делают в Опошне, используя дрова. Но удачными получаются только небольшие предметы.

Почему? Во-первых, монументальная керамика считается достаточно дорогой. Раньше панно в 5 квадратных метров мог себе позволить практически любой небольшой заводик. В столовых или админзданиях многих предприятий мы и сегодня видим такие работы. Во-вторых, с коммерциализацией на керамику для души не хотят тратиться.

Лично я очень скучаю за такой работой. Для меня керамика удобна тем, что она проще в изготовлении, нежели скульптура. А после обжига изделие делается настолько прочным, что ним хоть гвозди забивай, и сохраняется веками.

Я не зря выделил Украину. В мире керамика и сейчас популярна. Тенденция увядания отмечается лишь на государственном уровне. Скажу, что последнее свое панно в начале 2000-х я сделал и установил в Винницком аграрном университете.

— Какие свои керамические работы считаете наиболее удачными?

— Лично мне нравятся «Грации», они выполнены уникальной техникой из живого фарфора. Не каждый керамист умеет работать с такой технологией, поэтому я люблю свои «Грации» и не продаю. Как видите, они занимают «почетное» место в моей мастерской.

— Винничане среднего возраста знают Вас, как скульптора, автора памятника жертвам Голодомора, а также неизвестного художника у «Интершика» и первой владелицы отеля «Франция» на Соборной. Признайтесь, неизвестного художника с себя делали?

— Да. Гипсовую копию головы оставил у себя в мастерской. На память. А какой смысл искать натуру, когда можно воспользоваться своими формами? В самой скульптуре нет никакого пафоса, только отдельные элементы гротеска. Например, расшнурованные ботинки. Они символизируют свободу. Не в глобальном смысле. Как человек творческий, художник не должен быть скован в действиях, в том числе и касательно внешнего вида, что я и старался выразить.

— В принципе, Вы тоже не всегда шнурки завязываете?

— Не всегда. Если иду на официальные встречи, то внешний вид соответствует обстановке, а в мастерской о шнурках не думаю.

— А кто стал прототипом австрийской подданной Евгении Францевны Прунмаер, которая первой отстроила гостиницу?

— Фотографии этой женщины в архивах мы не нашли. Вы знаете об этом. В качестве прототипа я взял жену бизнесмена, нынешнего владельца «Франции» Сергея Капусты Елену. Это ее лицо. Но только лицо. «Наряд» госпожи Прунмаер соответствует той эпохе. Так одевались более ста лет назад в ее кругу. Кстати, я же еще и скульптуру боксера делал (у спортклуба «Нокаут» по ул. Кирова, — прим. авт.), так лицо – это Сергей в молодости. Он занимался боксом, да и сейчас вероятно тоже изредка боксирует, хотя и не афиширует этого.

— Понимаю, задам некорректный вопрос. Но все же, насколько прибыльным сегодня является создание скульптур?

— При условии, что есть работа, то можно жить… Скажу так, расценки на работу наших специалистов в 20 раз уступают гонорарам коллег на Западе, включая Польшу. Иногда я даже не говорю с заказчиком о деньгах. К примеру, мне лично интересно работать с бронзой, а один килограмм этого металла стоит 38 долларов. Учитывая цены на расходные материалы, художнику за работу достаются копейки.

Не подумайте, что я настолько бескорыстен. В каждой работе я ищу собственный интерес. Каким бы ни был заказ, он должен быть интересным. Иначе слишком сложно над ним работать. Откровенно говоря, озвучиваю цену я только на первой стадии, а потом забываю о ней, и делаю так, как вижу, хотя с учетом «добавлений» такая работа стоит уже в 2-3 раза дороже.

— Насколько заказчик влияет на художественную составляющую работы мастера?

— Пытается влиять. Каждый заказчик по природе своей хочет пусть не диктовать, но указывать, каким он видит конечный результат. Конечно, если речь идет о портрете, то все понимают, что лицо должно быть похоже. Это однозначно. Но художник ставит еще и свои задачи. Работа не должна выглядеть по-делитантски, а значит, нужно соблюдать законы искусства. Кроме этого, каждый уважающий себя художник хочет, чтобы его работа осталась после него, и никто бы не сказал, что это халтура. Правда, небольшие конфликты с заказчиками возникают. Уточню, небольшие. Стараешься не просто настаивать на своей позиции, а убеждать, просвещать…

— Предметы искусства являются роскошью, при этом спрос на них подвержен моде. С коммерческой точки зрения, на чем сейчас зарабатывают Ваши коллеги?

— Это зависит от того, что они могут предложить. Так, например, для меня практически равнозначны живопись, скульптура, графика и керамика. Многие предпочитают более узкую специализацию. К примеру, есть «чистые» живописцы, которые пишут исключительно портреты или пейзажи. Что сейчас востребовано? Наверное, людей больше интересуют пейзажи.

Раньше, помимо частных заказов, скульптуры систематически заказывало государство, а теперь они в Виннице разве что Сергея Капусту интересуют. Как человеку искусства мне хочется верить, что ситуация изменится.

— Во многих украинских городах памятников, бюстов или скульптурных композиций гораздо больше, нежели в Виннице. Это связано с менталитетом горожан, нежеланием властей тратиться или дефицитом меценатов?

— Я склонен полагать, что правильный ответ – это два последних фактора из перечисленными вами. Думаете, у киевлян или жителей Днепропетровска интересы отличаются от тех, которые есть у винничан?.. Мы не настолько разные. Меценатство в Виннице обходит стороной публичные места. Думаю, что и винницкая власть очень мало внимания уделяет созданию пластической среды, декоративным элементам, скажем, в Центральном парке.

«Макет Шевченко на Театральной – антипод варианта на Музейной. Изображен почти экстремист. Нельзя делать из Шевченко агрессора»

— Не могу обойти стороной вопрос памятника Шевченко. Пожалуй, давно он стал «больной темой» для винничан. Нет единого мнения, как в отношении места, так и формы. В среде людей искусства есть единая точка зрения в этом вопросе? 

— Скорее всего, что есть… Тема памятника обсуждается не менее 15 лет. Я участвовал во всех конкурсах проектов, начиная с первого. Изначально планировалось, что Шевченко установят на площади Театральной. Правда, уже тогда все пошло наперекосяк. Группа архитекторов разрабатывала дизайн площади с учетом того, что там установят памятник. Да, я против такого подхода. Это неправильно, когда утверждается проект площади, а потом говорят скульпторам – привязывайте памятник к ней.

Ладно. Уже остановились на таком неправильном подходе, так потом и его переиграли. Стали выбирать другое место. Где его только не искали!.. Затем внезапно все мы узнали, что памятник будет стоять у Музейной площади. Этот вариант лучше?.. Я считаю его кулуарным решением. Да и проект памятника я бы назвал дилетантским подходом к образу Шевченко. Раньше в буфетах стояли статуэтки «Ленин с детьми». Вариант, который я увидел на прошлогодней презентации, очень похож на такой… Может я слишком откровенен и резкий в высказываниях, но убежден, что если композицию выполнят в таком виде, как на эскизе, то это будет стыд для Винницы. Не хочу быть заранее слишком категоричным, может в итоге получится шедевр? Посмотрим.

— А мне и многим, с кем я общался, нравится.

— Отлично. Ведь мы говорим об искусстве, где одни и те же работы могут вызывать у части людей восторг, а кто-то остается равнодушным.

— С авторами этого проекта — львовянами А. Гайдамакой и В. Цисариком – вы знакомы?

— Лично, нет. Их фамилии на слуху, работы тоже известны. Гайдамака – лауреат Шевченковской премии, но сколько можно аплодировать званиям? К тому же, как автор, он не предложил варианта проектного решения площади. Ее хотят «украсить» камнями и скамейками, но я не поддерживаю это. Такой вариант, наверное, от безысходности.

Честно скажу, что мне не нравится памятник винницкому архитектору Г. Артынову, сделанный Владимиром Цисариком. На лавочке сидит бомж… Неужели Артынов, как автор исторического облика города, не заслуживает нормального отношения к своим заслугам? Знаю, меня упрекают в страсти к гигантомании…

— А что не так? Если нет постамента и фигуры во весь рост, значит уже бомж?..

— Встречный вопрос, а зачем опускаться ниже плинтуса? Работы В. Цисарика во Львове с разными «штучками», типа копеек в кармане (скульптура Мазоха, – прим. авт.) ничего общего с искусством не имеют. Это мое мнение. К тому же проект Шевченко выбран без проведения конкурса.

— По поводу конкурсов Вы сами говорили об их количестве. Создается впечатление, что такими темпами их можно проводить бесконечно. К тому же, конкурс нужен, если речь идет о памятнике, а здесь юридически — скульптурная композиция. В защиту Вашего коллеги хочу сказать, что во Львове его работы пользуются популярностью, по крайней мере, среди туристов. А центр города «заточен» под туристическую индустрию.

— Вот именно, для туристов! Естественно, если скульптура стоит у «Черной камяницы» 13-го столетия, то туристы рядом будут всегда. Считаете, их интересует современное творчество львовянина, а не старинное здание? Я учился в этом городе, его улочки и 30 лет назад без сегодняшних скульптур были привлекательны.

Поймите, я не критикую подход мэрии Винницы. Точно так же я отношусь и к альтернативному проекту, организованному, как объявили, общественными организациями. Конкурс провели, но с явными нарушениями. Знаете, как говорят, те же яйца только в профиль. Говорю без пафоса, как думаю, Вы же хотели услышать мое мнение? Слушайте.

— Как думаете, почему городские власти выбрали вариант Гайдамаки-Цисарика, а их, скажем так, оппоненты – отдали предпочтение квартету других львовян?

— Что касается конкурса «оппонентов», то в составе жюри профессионалов не было. Его же проводили как бы назло.

— А что скажите об альтернативном варианте, фанерную копию которого мы можем увидеть на площади Театральной?

— Антипод варианту на Музейной. Понимаю, что ситуация в стране требует серьезных перемен, может даже радикальных, но нельзя делать из Шевченко агрессора. Лично я вижу в Тарасе Григорьевиче поэта, художника, творческую личность, а там – на макете — изображен почти экстремист.

Могут сказать, что я критикую, поскольку мой проект не «прошел». Я подал на конкурс три варианта, но сужу, как профессионал, а не обиженный конкурсант. Я могу давать оценку журналистскому материалу, но с точки зрения обычного читателя. Не больше. А ваши коллеги его оценят, как специалисты. Верно? Как может жюри давать оценку проектам памятника, когда в нем не представлены специалисты? Там не было ни одного скульптора или искусствоведа, а большинство составляли общественные деятели. Я так думаю, что выбрали вариант, который подходил их личному порыву…

— Об Оврахах давно говорят как о семейном подряде. С сыновьями работаете в едином ключе?

— Когда речь идет об объемных и тяжелых работах, то трудимся втроем. Сыновья помогают, когда нужна физическая сила. Я же все-таки не молод. А творческие работы каждый выполняет в отдельности – для галерей, кафе, ресторанов, особняков.

— Наши кафе и отели заказывают изделия?

— Раньше поступали предложения. Когда-то очень помогали выставки, можно было продать картины, сейчас сложней.

— Расскажите, чем увлекаетесь помимо скульптуры, графики, живописи?

— Вместо хобби у меня «переход» от одной работы к другой. Прекрасно отвлекает. Иногда выезжаю с сыновьями на рыбалку, как правило, на пруды под Немировым. Неплохо клюет. На дачу езжу чаще. Правда, особо гордиться там нечем, ничего эдакого не выращиваем. Хотя… цветов там море. Причем, самых разных. Еще люблю отдыхать, выезжая на пленэры. На такие мероприятия съезжаются коллеги со всей Украины, интересно общаться и отдыхать поближе к природе.

Игорь ЗАИКОВАТЫЙ

---

Подпишитесь на новости

---