Личность. Вехи истории в именах

Ранее мы уже рассказали о целом ряде выдающихся казацких вождей (Сагайдачный, Сирко, Разин, Ермак и т.д.) Дошла очередь и до Емельяна Пугачева, возглавившего последний всплеск казацкой вольницы (как бы историки не называли это восстание, оно было прежде всего казацким). Казаки – запорожские, донские, яицкие и прочие – существовали за счет ратного дела и откровенного разбоя на стыке земледельческих (“культурных”) и кочевых (“диких”) народов, вобрав в себя культуру и традиции одних и других. Но по мере укрепления государственной власти и усмирения кочевников вольному казачеству не оставалось места. Оно было вынуждено либо исчезнуть, как Запорожская Сечь, либо стать структурным винтиком государства, как донцы.

Емельян Иванович Пугачев родился в 1740 или 1742 году в казачьей семье в донской станице Зимовеевской. По некоторым данным, в его жилах текла украинская кровь (донцы тесно контактировали с запорожцами, а многие вообще были украинцами).  На протяжении всей жизни Емельян оставался неграмотным. В семнадцатилетнем возрасте Пугачев попал на Семилетнюю войну, когда русские заняли восточную Пруссию. “За отличную проворность” Емельян был взят полковником в ординарцы. В 1768-1770 годах Пугачев участвовал в русско-турецкой войне, заслужив за храбрость звание хорунжего (младший казачий офицерский чин).

Но в 1771-ом Емельян дезертировал из армии якобы после того, как ему отказали в увольнении по причине болезни. Его трижды арестовывали, но он трижды бежал из-под стражи. В 1772-ом Пугачев жил у старообрядцев под Гомелем и Черниговым – сами традиционно гонимые властями, староверы сочувственно относились к казакам.

В конце 1772 года Пугачев пробрался на Яик, где начал подбивать казаков на восстание. К тому времени донцы, смирившиеся с государственным контролем и повинностями, в основной массе уже вряд ли поддержали бы бунт. Но для более диких яицких казаков появление чудом выжившего императора Петра III (удушенного супруга Екатерины Великой), каковым объявил себя Пугачев, было как нельзя кстати. Именно с середины XVIII века государство все активнее наступало на их былые вольности, например, лишь за два года до прихода Пугачева на Яике был жестоко подавлен очередной казачий бунт. Атаманы, конечно, знали, что Емельян – самозванец,  возможно, они сами и посоветовали ему такую “легенду” ради легитимности в глазах народа. На самом деле они использовали Пугачева в своих целях, фактически сделав его своим заложником.

Емельян уверял, что, заняв престол, создаст “казацкое царство” и сделает казаков первым сословием в стране. “Быть вечно казаками” обещал Пугачев и примкнувшим к нему позднее тысячам крестьян, надеявшихся на избавление от нестерпимого крепостного гнета. Однако Емельян относился к крестьянам без особого доверия, например, жалованье в его войске получали лишь яицкие казаки, все остальные довольствовались грабежом. Присоединились к Пугачеву и представители кочевых народов Поволжья, боровшиеся за свое национальное освобождение, рабочие уральских заводов, мечтавшие о возвращении к крестьянскому труду (!), а также сосланные на Урал за свою независимость поляки.

Когда в октябре 1773 года весть о восстании достигла Петербурга, трехтысячное войско мятежников, вооруженное двумя десятками пушек, уже осаждало Оренбург. Посланный на выручку городу отряд генерала Кара в начале ноября был разбит, а часть его солдат ушла к Пугачеву. Спустя несколько дней, еще один отряд регулярной армии потерпел поражение, и 29 ноября, обеспокоенная размахом событий, императрица поручила командование войсками опытному генералу Александру Бибикову. Между тем осада Оренбурга затянулась и, оставив там часть своего войска, Пугачев отправился на завоевание Яицкого городка. Одновременно его атаманы (“полковники”) Зарубин-Чика, Грязнов и Юлаев осаждали Уфу, Челябинск и Кунгур.

Только к весне в район восстания были стянуты значительные правительственные силы, которые 22 марта 1774 года в сражении под Татищевой крепостью в первый раз одержали верх над бунтарями. Около двух тысяч мятежников были убиты, еще четыре тысячи ранены и взяты в плен. Два дня спустя под Чесноковой были разбиты Зарубин-Чика и Юлаев, а под Екатеринбургом  пугачевский “полковник” Белобородов. Сам Пугачев с небольшим отрядом ушел на Урал, где за месяц вновь собрал многотысячную армию.

Восьмого мая 1774-го он двинулся в новый поход и за десять дней захватил несколько крепостей, но уже 21 мая его восьмитысячная армия потерпела поражение от царского генерала де Колонга. С остатками войска, сжигая все на своем пути, Пугачев двинулся на север, к Красноуфимску, а затем на Осу. 21 июня крепость сдалась, открыв восставшим дорогу к Казани. Взяв по пути Воткинский и Ижевский заводы, Елабугу, Сарапул, Мензелинск и другие города и крепости, Пугачев в первых числах июля подошел к Казани. 12-13 июля город был захвачен без особых усилий, но крепость продолжала обороняться. На помощь осажденным подошли регулярные войска под командованием полковника Ивана Михельсона, выбившие пугачевцев из города. А уже 15 июля армия Пугачева была вновь разбита: погибло около двух тысяч человек, десять тысяч оказались в плену, а еще шесть тысяч разбежались по домам.
Остатки главной армии восставших переправились через Волгу.

И вновь отряд из 300-400 человек за несколько недель превратился в многотысячную армию. К тому же теперь перед Пугачевым был открыт путь на Москву, лежавший через районы, где его поддерживали крестьяне. При известии об этом паника охватила помещичьи усадьбы и докатилась до столицы. Дело дошло до того, что Екатерина II готова была сама возглавить карательные войска.

Но Пугачев уже успел убедиться в бесполезности крестьян на поле битвы и повернул на юг, надеясь найти помощь у донских казаков. 23 июля он занял Алатырь и двинулся к Саранску. 27 июля под колокольный звон въехал в город, но уже 30-го покинул его, узнав о приближении регулярных войск. Второго августа он овладел Пензой и, раздав жителям соль и медные деньги, отправился дальше. 6 августа армия Пугачева достигла Саратова, а уже на следующий день его жители присягали “императору Петру III”. Три дня спустя Пугачев оставил город и, одержав несколько побед над небольшими армейскими частями, верными правительству казаками и калмыками, 21 августа подошел к Царицыну. (Все это время мятежников преследовал карательный корпус.)

Переговоры с охранявшими Царицын донскими казаками успеха не принесли, и началось сражение, во время которого стало известно о приближении Михельсона. Пугачев отступил, но 25 августа у Сальникова завода был настигнут. В итоге боя между трехтысячным отрядом регулярных войск и 10-тысячной армией Пугачева погибли 2 тысячи повстанцев, еще 6 тысяч попали в плен. Михельсон же потерял убитыми и ранеными только 90 человек. Сам Емельян имел все шансы с двумя сотнями казаков уйти за Урал, но его “поданные”, устав от бессмысленной борьбы, схватили и выдали “самодержца” властям.

Следует указать, что в занятых городах и селениях восставшие целенаправленно истребляли дворян с их женами и детьми, а также всех без разбору, кто отказывался признать Пугачева императором. Не удивительно, что после разгрома восстания многим его участникам вырывали ноздри, прогоняли сквозь строй, клеймили каленым железом, ссылали на каторгу. Главных же зачинщиков и руководителей мятежа, среди них и самого Пугачева, естественно, ожидала казнь.  На Болотной площади в Москве 10 января 1775 года, по свидетельствам очевидцев, самозванец был спокоен и сохранял присутствие духа до самого конца. Его должны были четвертовать, то есть отрубить сначала руки и ноги, а затем голову. Но произошла осечка. Вот как ее описал очевидец:

“Вместо того чтоб наперед его четвертовать и отрубить ему руки и ноги, палач вдруг отрубил ему, прежде всего, голову. И Богу уже известно, каким образом это сделалось: не то палач был к тому от злодеев подкуплен, чтоб он не дал ему долго мучиться, не то произошло от действительной ошибки и смятения палача, никогда еще в жизнь свою такой смертной казни не производившего. Но как бы то ни было, мы услышали только, что стоявший там подле самого его какой-то чиновник вдруг на палача с сердцем закричал: “Ах, сукин сын! Что ты это сделал!” и потом: “Ну, скорее — руки и ноги”. В самой тот момент пошла стукотня и на прочих плахах … А в самую ту ж минуту столкнуты были с лестниц и все висельники… Превеликой гул от аханья и многого восклицания раздался тогда по всему несчетному множеству народа, смотревшего на сие редкое необыкновенное зрелище”.

И напоследок о личном. Казаки, желая крепче привязать “царя” к войску, уговорили его выбрать себе жену из яицких девушек. Емельян после нескольких отнекиваний согласился и сосватал 17-летнюю Устину Кузнецову, дочь участника восстания яицких казаков 1772 года. После венчания Устинья была посвящена в сан “императрицы”. Потом священники, проведшие торжественную церковную службу, были лишены сана. Взяв затем основную часть Казани, 12 июля Пугачев освободил из тюремных камер секретной комиссии 415 человек. Среди них он обнаружил и свою первую жену Софью с тремя детьми: Трофимом, Аграфеной и Христиной. Вплоть до пленения Пугачева, его первая семья оставалась с ним, живя в отдельной палатке. На вопрос своих соратников Пугачев сказал: “Это-де друга моего Емельяна Иваныча, донского казака, жена, он-де за мое имя засечен кнутом”. После смерти Емельяна обеих его жен и детей суд оправдал, но власти отправили их на поселение в северную крепость Кексгольм, где они 30 лет не имели права покидать ее стены.

Подготовил Виктор БЕРЕЖНОЙ

---

Подпишитесь на новости

---