ГЛЯНЬКО АЛЕКСАНДР
НАЧАЛЬНИК УГОЛОВНОГО РОЗЫСКА АЛЕКСАНДР ГЛЯНЬКО: “НА ВИННИЧИНЕ АВТОРИТЕТОВ НЕТ. А ТЕХ, КТО ИМЕЕТ АВТОРИТЕТ В СВОЕМ КРИМИНАЛЬНОМ ОКРУЖЕНИИ, Я ИЗУЧИЛ ПО ДОКУМЕНТАМ, И НЕКОТОРЫХ ИЗ НИХ УЖЕ ЗАДЕРЖИВАЛ”
Александр Иванович рассказал “РЕАЛу”, что в юности посещал школу юных космонавтов, о том как, будучи курсантом, водил по городу квартирного вора, держа его за штаны, о лихих 90-х, когда пришлось оттачивать сыскное мастерство, о том, что ему не пришлась по душе работа коллектором, о том, почему вернулся в органы, когда позвали возглавить угро Винничины, о последних спецоперациях по задержанию банд налетчиков, грабивших храмы, а также о том, что с достопримечательностями Винницы познакомился благодаря… визитам коллег
Официально служба уголовного розыска Украины была создана два десятилетия назад – 15 апреля 1992 года. Для успешной работы розыскникам необходимы коммуникабельность, оперативность и феноменальная память. Начальник управления угро винницкой областной милиции Александр Глянько убежден, что память можно тренировать, а остальное сочетать. Не получается раскрыть преступление, выявить и задержать подозреваемых, просчитав наперед все их шаги, тогда придется “по старинке” сидеть в засаде и ждать, чтобы взять с поличным. Раскрыть преступления можно, обладая терпением, интеллектом и оперативной осведомленностью.
“Когда был курсантом, меня отправили ходить по Экибастузу с вором… Чтобы не убежал, приходилось держать его за штаны”
— Александр Иванович, вся Ваша карьера связана с уголовным розыском. Завидное постоянство. Выбор сделали сознательно?
— Я не могу сказать, что с детства мечтал именно об уголовном розыске. Но офицером всегда хотел стать. Мой отец был журналистом, работал в разных изданиях районного, областного, республиканского уровня, поэтому мы постоянно переезжали. Родился я в Алма-Ате, где учились мои родители. Потом семья переехала в Украину, в Донецкую область. Последние классы я оканчивал уже в Чернигове и готовился поступать в Высшее авиационное училище летчиков. Несколько лет посещал клуб юных космонавтов. Нам прививали любовь к авиации, знакомили с теорией, была очень серьезная физическая подготовка. Мы и с парашютом прыгали. Но я не прошел летную медицинскую комиссию и вынужден был искать альтернативу.
Среднюю школу я закончил с похвальной грамотой. В аттестате была одна “четверка” — по биологии. Рассматривал вариант поступления в Черкасское пожарно-техническое училище, потом решил отдать документы в Орловскую Высшую Военную школу связи. Для этого пришлось собирать массу справок. Так я и попал в милицию. В отделе кадров попросил дать для поступления справку о том, что не привлекался, не состою на учете в комнате по делам несовершеннолетних. Пожалуй, это и стало роковым для моей будущей судьбы. Пока мне выписывали справку, один молодой опер, посмотрев на меня, сказал: “Зачем тебе нужна школа связи, иди в уголовный розыск”. Я записал его номер телефона, пригласил домой, он рассказал родителям о специфике работы. Мне она понравилась. Зная мой характер и темперамент, отец одобрил выбор. А я себя видел не просто милиционером, а человеком с юридическим образованием. В уголовном розыске очень важен профессионализм, а он выражается в творческом подходе. Располагая минимумом информации, приходится выстраивать версию, а потом скрупулезно работать над подтверждением своих изначальных предположений. Причем, каждое преступление абсолютно не похоже на другое. Наверное, родители тогда видели, что такая работа по мне, поэтому и отпустили… в Казахстан.
— Учиться решили в тех краях, где родились?
— В 1983 году Карагандинская Высшая школа МВД СССР оставалась последней, которая принимала абитуриентов со школьной скамьи. Вспомните, шла афганская война. И политика государства заключалась в том, что прежде, чем служить в органах внутренних дел, следует получить армейский опыт. Поступить в вуз было достаточно сложно по многим причинам. Во-первых, преимущественно он готовил кадры для Средней Азии, а во-вторых, для милиции городов закрытого типа, например, Байконура. Но я поступил. Учиться было интересно. И не только учиться. Наверное, особо запомнились учебные практики…
— В “закрытых” городах?
— Не только. Будучи курсантом, мы ездили на Игры доброй воли в Москву. Как отличнику мне доверили охранять самый ответственный участок — вентиляционную систему дворца спорта “Динамо”. На инструктаже нам объяснили, что если в воздухоприемник диверсант подбросит специальный порошок, то тысячи зрителей могут моментально отравиться. Поэтому отдельным узлам вентиляции отводилось повышенное внимание, а они располагались под землей. Так что самих игр я фактически и не видел. Правда, со спортсменами из других стран пытался пообщаться в коридорах спорткомплекса. Я довольно сносно разговаривал по-английски… За что потом и получил нагоняй от товарищей из госбезопасности.
А стажировку я проходил в разных местах – в Караганде, Чуйской долине, Павлодаре и… Экибастузе. Больше запомнился этот небольшой шахтерский городок. Очень специфический. Практически треть его населения составляли люди с криминальным прошлым. Нас – курсантов – поселили в спецкомендатуре. По сути это было закрытым общежитием с общей кухней. Готовили мы по очереди, но мне кулинария нравилась, и я частенько стоял у плиты вне очереди, по собственному желанию. Так и познакомился, с одним зеком, который “по дружбе” рассказал, что его соседи планируют пробраться к нам в комнату и “одолжить” форму, чтобы под видом работников милиции совершить преступление. Мы-то чаще в гражданской одежде ходили. Более того, эти товарищи уже и пистолетом-зажигалкой обзавелись.
Никому не докладывая, мы сами решили проверить информацию. Дождались подходящего момента и мило побеседовали. Не без результата. Нас вывели на залетного. Точнее на ушлого квартирного вора по кличке “Маркиз”. Он “работал” по графику – в один день “обчищал” квартиру в Павлодаре, на следующий приезжал в Экибастуз. Подбирал ключи, и выносил из квартиры исключительно золото и деньги. И так на протяжении года. За это время успел совершить около 80 краж. Когда “Маркиза” задержали, меня с другим курсантом отпустили с ним в город. При мне был только охотничий нож. Помню, я его держал за штаны и водил по городу. Без наручников.
— Почему водил?
— С транспортом была напряженка. Табельное оружие курсанту не положено носить, а без наручников — чтобы не вызвать подозрения у горожан. “Маркиз” показывал квартиры, которые обворовывал. Память у него оказалась достойной уважения. Человек, стоя перед дверью, описывал расположение мебели во всей квартире, даже уточняя какого цвета шкаф. Проверять его слова мне довелось, рассматривая квартиру через замочную скважину. Так и узнавал, какую квартиру брал, какую нет… За поимку “Маркиза” мне тогда подарили радиоприемник. Возвращаясь к теме памяти. Стажируясь, я встречал опытных оперов, которые помнили всех злоумышленников в своем городе по именам, фамилиям, кличкам. То есть, досье на сотни людей держали в голове. Это необходимо в нашей работе. От памяти опера зависит результат его работы. Память должна быть такой, чтобы один раз увидев человека, запомнить его.
“В селах всех, кто приехал из города в форме, считают чужими. Мы приехали и уехали, а селянам там жить, наверное, потому и не идут на контакт с милицией”
— В Украине в то время было гораздо спокойней. Из Караганды вернулись в Чернигов?
— После окончания с отличием Высшей школы МВД меня направили в Чернигов. Начинал в угро Деснянского райотдела. В 1987 году помимо начальника в отделе работало всего 10 оперов. Если сейчас среди розыскников преимущественно молодежь, то тогда костяк коллектива составляли опытнейшие сотрудники старше 30 лет. Они на меня смотрели как на “комсомольского работника”, поэтому и поручили заниматься несовершеннолетними, розыскной работой, и в качестве “факультативной нагрузки” – борьбой с наркоманами. Сегодня этими направлениями параллельно занимаются несколько отделов, каждый со своим штатом. А тогда один человек на весь район, размерами, как Ленинский в Виннице. Справлялся, был лучшим по профессии. Я еще застал времена, когда, заступая на дежурство в опергруппу, за сутки не поступало ни одного вызова. Резкий всплеск преступности начался через пару лет, тогда приходилось переезжать от одного места совершения преступления к другому.
Помню, как рвали меховые шапки. Просто эпидемия была. Кстати, первым моим раскрытым преступлением в Чернигове является именно поимка “шапочного” грабителя. Пришлось опросить несколько свидетелей, последний из которых и указал на того, кто “снял” шапку.
Откровенно говоря, работа розыскника в сельской местности и городе существенно отличается. Если, например, в селе можно идти по следам, особенно на снегу, и узнать направление движения злоумышленников, то в городе – это редкость. Подход несколько иной. В начале 90-х не было спецподразделений, поэтому принимал участие во всех задержаниях, в том числе вооруженных преступников. Четко помню, как брал первую банду. За короткий промежуток времени ее члены угнали 25 мотоциклов “Ява”. Работали по четкой схеме. Угонщик оставлял мотоцикл в определенном месте, второй подельник перегонял в гараж, третий перебивал номера, а четвертый отвозил в сельскую местность для продажи. Информатор помог вычислить эту банду, и мы вернули потерпевшим 24 мотоцикла. Через время, как партийному, неженатому и перспективному, мою кандидатуру выдвинули для поступления в Московскую Академию МВД СССР. Приехал на учебу я не 20 августа1991 года, как требовалось, а 19-го…
Поселился в общежитии, познакомился с ребятами, и тут по радио передают, что “в стране чрезвычайное положение”. Мы не отнеслись к этому серьезно, и пошли в кино на Жерара Депардье. После фильма выходим из кинотеатра, а по Варшавскому шоссе танки идут. Причем, как-то странно, с дулом вперед, как на параде или при боевых действиях. Еще поспорил с хлопцами, что неспроста… Вечером всех нас собрали по тревоге, отправили за
Закончил Академию с отличием, написал дипломную работу, которая плавно переросла в диссертационное исследование о проблемах управления подразделениями милиции по пресечению захвата преступников. Так его и не защитил. Тогда в России проблем с терроризмом не было, и я изучал опыт англоязычных специалистов. Можно было остаться на кафедре, чтобы защититься, но я вернулся в Чернигов. Консерватор по натуре. Откровенно говоря, с развалом Союза Украина не перечисляла деньги за учебу, поэтому нам приходилось самим зарабатывать. Охранял киоски и таможенные склады, разгружал гуманитарные грузы… В Чернигове предлагали перейти в другие службы, которые тогда создавались, но я остался верен уголовному розыску. На реальных событиях одного из первых случаев вымогательства сделал первый учебный фильм по задержанию. С документированием, видеосъемкой. Тогда в 1993-м нам удалось задокументировать 50 случаев вымогательства.
В принципе, я прошел все карьерные ступеньки в уголовном розыске, а в 2002-м возглавил управление угро областной милиции, где работал пять лет. Потом вышел на пенсию за выслугой лет. На гражданке до кризиса работал начальником службы безопасности одного предприятия, потом — в коллекторской фирме. Но это не мое. Понимаешь, что лишь 10-15% должников — мошенники, 30% — это люди, которым нужно напоминать, чтобы они отдали долги, а половина… Работая в банке, я бы им не дал кредит, потому что не вернут. Встречался с такими случаями, когда сын брал кредит, проигрывал его в игровых автоматах, потом снова брал, а его мать возвращала эти деньги, как могла. Таких жалко. Поэтому и ушел из “коллекторства”.
— Когда пригласили вернуться в угрозыск, не раздумывали?
— Это моя жизнь. Когда был пенсионером, меня периодически просили проводить частные расследования. Поскольку это запрещено, я выступал в качестве представителя фирм. Получив предложение возглавить управление в Виннице, сразу согласился. Очень уважаю начальника УМВД и его команду единомышленников. Честно говоря, я никогда раньше не был в этих краях. Разве что проездом. Так сложилось, что мне не раз приходилось создавать коллектив единомышленников, поэтому новая работа в незнакомом регионе не испугала.
— Розыск сопряжен с частыми контактами с местным населением. Можете отметить особенности менталитета подолян?
— Я вырос в Донецкой области, жил в Чернигове, Казахстане. Могу сравнить. Конечно, в каждом регионе менталитет отличается. В Чернигове люди более прямолинейные и открытые, здесь, на первый взгляд, душевные, но далеко не откровенные. Наверное, климат влияет. Чем южнее, тем говорливей. В северных регионах, если ты лукавишь, и люди это чувствуют, они показывают, что не хотят общаться. Здесь, наоборот. Лукавство — не порок. Тут могут улыбаться в лицо, но подножку без зазрения совести подставят. Но профессионалов везде ценят.
— На одной из пресс-конференций Вы сетовали, что люди очень сложно идут на контакт с милицией во время расследования преступления. Не считаете, что отчасти в этом виноваты участковые инспекторы?
— Когда “с трибуны” докладываешь, что низкая раскрываемость вызвана тем, что ГАИ не остановила подозреваемого или участковый вовремя не сообщил, то, по сути, перекладываешь ответственность на других. Для меня это неприемлемо. Недостаточное взаимодействие есть, но это не вина участковых. Главное – знать оперативную обстановку на участке. В селах всех, кто приехал из города, считают чужими. Мы приехали и уехали, а им там жить. В черниговской глубинке могут пройти перед хатой и пошуршать коробком спичек. И думай потом, кто и когда дом подожжет. На Винничине, правда, я такого не встречал.
Молодым опером я после работы садился на велосипед и гонял по городу. Смотрел, во что одет тот или иной ранее судимый, с кем он идет поздно вечером и т. д. Я хотел раскрывать преступления, а для этого должен был знать все – кто, когда и с кем. Кого сейчас посадишь на велосипед и заставишь собирать информацию? Я — человек старой закалки. А молодежь уже другая. Я не говорю хуже или лучше, только констатирую факты. Поменялось общество, изменились и правоохранители, но есть и те, кто старается учиться. Преступность тоже стала другой. Сейчас она интеллигентней, образованней что ли.
К примеру, вы не знаете, как вскрыть банкомат? Это можно узнать через Интернет. Там выложена инструкция. Или выезжаю на труп. Узнаю, что последнее, что читал умерший в сети – “56 способов самоубийства”. Одним из них человек и воспользовался… Карл Маркс говорил, что лучше предупредить преступление, нежели быть ответственным за его раскрытие. Считаю, что это должна быть аксиома для любого участкового и всей милиции.
— В недавнем ограблении отделения банка в Литине подозреваются заезжие злоумышленники. В среде правоохранителей уверяют, что когда нет зацепок, говорят о “гастролерах”…
— У меня нет четкой уверенности, что к этому причастны “гастролеры”. Это рабочая версия. Аналогичные преступления совершаются по всей Украине, на данное время существует несколько преступных групп, грабящих банки. На основании этого, более вероятно, что в нападении на банк замешаны иногородние. Кроме этого, в 2012-м году не раскрыты взломы банкоматов в Турбове и Гайсине. По всем этим делам работа ведется.
— Известно, кто из персонала банка причастен к ограблению?
— У меня нет такой информации. А была бы — не сказал, вы же понимаете.
— Спасибо за честность.
“С достопримечательностями Винницы я познакомился благодаря визитам коллег. Проявляя гостеприимство, показываю “изюминки”
— Какие методы — психологического или физического характера — более действенны при работе с подозреваемым?
— Это достаточно сложный и неоднозначный вопрос. Поскольку милиция является депрессивным органом для определенных категорий населения, то мы и не рассчитываем на любовь граждан. Стараемся стать партнерами. Жестокость неприемлема. Те, кто говорят, что в милиции бьют, пусть говорят. Это позиция в большей степени адвокатов при защите подопечных. Прежде всего, адвокат должен помочь с юридической грамотностью, а не быть консультантом для “ухода” от ответственности. Сейчас достаточно методов изобличить подозреваемого и без силового воздействия. Наступил момент истины, человек дал показания, рассказал, как было дело, а потом вдруг начинает уверять, что его били, потому, мол, и оговорил себя. В этой ситуации позиция адвоката в том, чтобы заработать деньги, найти “закавыку” для суда и в итоге смягчить приговор.
Согласен, дыма без огня не бывает. По всем выявленным фактам рукоприкладства материалы сразу же направляются в прокуратуру, которая и проводит расследование. Поверьте, никто эти факты не скрывает. Но нет оснований говорить, что в милиции всегда бьют…
Если говорить о психологических подходах, то каждый человек индивидуален. В этом и состоит творчество. Тяжело работать с подростками из-за их буйной фантазии, людьми низкого социального статуса, прежде всего, наркоманами, потому что патологически лживые, и алкоголиками. Не тяжело, а сложно. Сидишь с ним, разговариваешь, а он не помнит, что было вчера, позавчера …
Не просто общаться и с цыганами, потому что они начинают уверять, будто “моя твоя не понимай”. Еще, наверное, выделил бы мошенников и тех, кто представляют социально негативный криминалитет. Когда человек негативно реагирует на само слово “милиционер”, с ним порой невозможно найти контакт. Но, как правило, находим. Даже с неоднократно судимыми. Эти люди либо общаются, либо вообще ничего не говорят.
— Недавно розыскники вернули церкви около ста старинных икон. Это правда, что отдельные святыни коллекционеры предлагали выкупить? Много предлагали?
— Поймите правильно, я не хочу комментировать раскрытие многих преступлений, совершенных в Виннице. Люди находятся в СИЗО, и мои слова в суде могут использовать. Про иконы могу говорить. Мы задержали две группы. Они “охотились”, я бы сказал, за бесценными иконами. Некоторые из них были написаны известнейшими иконописцами царской России и афонскими монахами в Греции. Что касается денег, мне не предлагали, поэтому конкретизировать сумму не могу. Эксперты оценили эти иконы в 30-50 тысяч долларов за каждую, в общей сложности получается более миллиона долларов. Но оценщики дали стоимость материальной вещи. То есть, при наличии трещинки снижали ее. На мой взгляд, таким иконам нет цены. Как, например, иконостасу в Тростянчике Тростянецкого района, где мы и взяли на горячем одну из банд. Для нас было важно не только задержать всех, но и изъять похищенное. Все злоумышленники жили в разных регионах, встречались только при налете на церковь.
— Создается впечатление, что их “подвели” к Тростянчику?
— Спровоцировали преступление? О чем вы говорите! Мы только знали, что они едут на Винничину, и перекрыли все возможные пути отступления. “Охота” за преступниками велась давно. Все приходы предоставили нам фотографии святынь, в церквях установили сигнализацию. Мы понимали, что “гастролеры” могут приехать в одну из пяти церквей области, где есть интересующие их особо ценные иконы и имеются пути отхода. Устроили засады вокруг каждого из этих сел. На трассах выставили патрули. Они приехали в Тростянчик. Мы даже не думали, что так быстро смогут унести весь иконостас. Чуть не опоздали. Стянули туда все силы, и задержали банду как раз, когда они собирались уезжать.
Тогда взяли всю банду, кроме наводчика. Как оказалось, налетчики с ним рассорились и работали по его старым наводкам. А сам наводчик к этому времени уже организовал вторую банду. Его мы вскоре задержали в Нежине, тоже после попытки обворовать храм.
— Как удавалось одному человеку собирать информацию о церковных святынях по всей Украине?
— У него был специальный каталог. По нему он ориентировал налетчиков. А прежде этот ранее судимый гражданин обличался в рясу монаха, и ходил по церквям. На несколько дней оставался в качестве помощника пономаря, а тем временем изучал не только иконы, но и замки. Потом звонил банде. В одном из храмов Нежина его внимание привлекли старинные иконы. Между прочим, их пробовали похитить дважды. Первый раз неудачно. Злоумышленники пробрались ночью в храм, а там были прихожане. Те не ожидали, и пулей вылетели. А во второй раз мы их уже задержали. Знаете, у старых оперов есть такая поговорка: “Если не можешь раскрыть головой – раскрывай ногами”. В случае с иконами пришлось как раз по засадам сидеть.
— В последнее время кинематограф очень полюбил сотрудников уголовного розыска. Какой из телесериалов можете назвать наиболее приближенным к реальной жизни?
— Первые три серии “Улиц разбитых фонарей”. Показали правду. Помните киношный эпизод с пропавшей собачкой. У меня самого такой случай был. Тоже пришла женщина, у которой пропала собачка. Что я ей только не рассказывал!.. И что ищем всем отделом, и вертолеты подключаем… Как ты еще бабушке объяснишь, что никто этим не будет заниматься?.. Нам преступников искать нужно, а не песиков. Или другая ситуация. Иногда попадаются пострадавшие с очень скандальным характером, у которых украли что-то незначительное. Так вот, когда такой пострадавший в очередной раз “наезжает”, тогда в кабинет заходит коллега и говорит, что “срочно получаем автоматы и выезжаем”. Мол, произошел захват заложников или самолета. Потерпевших это впечатляет, и они дают напутствие. Понятно, что каждому своя рубаха ближе к телу, ты и хочешь помочь, но не получается. И такое бывает.
— С кем из местных криминальных авторитетов довелось познакомиться?
— Насколько я знаю, на Винничине авторитетов нет. Тех, кто имеет авторитет в своем окружении, в “бумажном” варианте выучил, и некоторых из них уже задерживал.
— Чем увлекаетесь, помимо поиска преступников? Может, бильярд любите или рыбалку?
— Я завидую тем людям, которые могут посвятить время рыбалке или бильярду. У них есть время. В отпусках бываю редко, а когда бываю, люблю отдыхать в тишине и с книжкой в руках. В течение недели и по выходным слежу за всеми новинками – технологическими, техническими, медицинскими. Но в электронном виде. Интернет помогает. Кино постоянно смотрю, опять же в Интернете. С детства любил кино, а за годы учебы в Москве посетил 31 из 34 кинотеатров. Телевизор практически не смотрю. Даже в своем кабинете включаю редко.
Вечером могу прогуляться по городу. Просто походить по центру… А с достопримечательностями Винницы я познакомился благодаря визитам коллег. Проявляя гостеприимство, показываю “изюминки”. Так я трижды побывал на “Вервольфе”, дважды – в музее Пирогова.
{jcomments on}
Подпишитесь на новости
